Не самое приятное отношение Сталина к Булгакову можно считать по банальным историческим фактам: проза писателя не публиковалась, самого Булгакова не выпустили за границу. Но в то же время во МХАТе вовсю шли «Дни Турбиных». Как писатель включился в странную игру с самым влиятельным человеком СССР?
Роковые «Дни Турбиных»
Впервые имя писателя оказалось на слуху в 1926 году. Тогда ГПУ и Луначарский думали, разрешать ли к постановке пьесу «Дни Турбиных». Пришли к следующему решению: постановку разрешить, но только во МХАТ и только на один сезон. Уже на следующий день, в субботу, ГПУ снова обратились к Луначарскому, но с диаметрально противоположным решением — пьесу ставить нельзя, разрешение надо отозвать. Луначарский в понедельник обратился к вышестоящим чинам, чтобы решить возникший конфликт между ведомствами.
Тем временем, за выходные обрадованные новой премьерой сотрудники МХАТ уже успели заказать афиши. В понедельник, когда чиновники только решали, как помирить Луначарского и ГПУ, афиши уже вовсю расклеивали по Москве. Наконец, неделю спустя был вынесен окончательный вердикт: пьесе быть! С этого момента стало ясно, что «Дни Турбиных» на особом положении.
О любви вождя к этой постановке говорит каждый второй историк, а каждый третий конкретизирует: «Сталин смотрел “Дни Турбиных” больше 15 раз!» Документов, подтверждающих это, нет, зато в Музее Булгакова есть фрагмент статьи, в которой упоминается этот «факт». Фраза о «15 просмотрах “Дней Турбиных” Сталиным» подчеркнута, а рядом рукой второй жены Булгакова Любовью Белозерской написано: «Это липа!» Тем не менее, Сталин всё равно мог смотреть и любить пьесу — просто необязательно подкреплять это громкими непроверенными словами про «более 15 раз».
Запрещенная проза
Позже имя Булгакова точно стало хорошо известно Сталину. В том же 1926 году его творчество привлекает внимание цензоров и чиновников, которые начинают досконально изучать все произведения, публиковавшиеся раньше. Вот, что пишет начальник Главлита Лебедев-Полянский в своей докладной в 1927 году: «Главлиту приходится ожесточено бороться в оригинальной и переводной литературе... иногда против явной контрреволюции. Часть произведений, несомненно, издается анонимно за границей, часть в рукописях ходит по рукам, часть хранится, как выражаются некоторые, "до лучших времен"... Отдельные произведения проскальзывают иногда по недосмотру Главлита, часть пропускается сознательно редакторами — ответственными коммунистами... "Роковые яйца" В. Булгакова, произведение весьма сомнительного характера, вышли в "Недрах", это же издательство пыталось, но Главлит не разрешил, напечатать "Записки на манжетах", "Собачье сердце" того же Булгакова, вещи явно контрреволюционные...».
Наконец, в 1928 году сам Сталин реагирует на творчество Булгакова — на этот раз пьесу «Бег». Вот его слова: «"Бег" есть проявление попытки вызвать жалость, если не симпатию, к некоторым слоям антисоветской эмигрантщины, — стало быть, попытка оправдать или полуоправдать белогвардейское дело. "Бег", в том виде, в каком он есть, представляет антисоветское явление».
Это послужило негласным сигналом запретить не только конкретную пьесу, но и всю прозу автора. МХАТ больше не ставит пьесы писателя. Для Булгакова наступают крайне тяжелые годы.
Письмо и звонок
В 1930-м Булгаков направляет письмо правительству СССР. В нем он просит об одном: либо выпустить его с супругой за рубеж, либо дать ему работу во МХАТ. У семьи нет ни денег, ни сил продолжать жить, пока писателя не публикуют вообще, а каждая его работа получает разгромные отзывы. Слова Булгакова: «Произведя анализ моих альбомов вырезок, я обнаружил в прессе СССР за десять лет моей литературной работы 301 отзыв обо мне. Из них: похвальных было 3, враждебно-ругательных — 298. Последние 298 представляют собой зеркальное отражение моей писательской жизни <…> Я не доказываю с документами в руках, что вся пресса СССР, а с нею вместе и все учреждения, которым поручен контроль репертуара, в течение всех лет моей литературной работы единодушно и с необыкновенной яростью доказывали, что произведения Михаила Булгакова в СССР не могут существовать. И я заявляю, что пресса СССР совершенно права».
В письме Булгаков конкретизировал, что готов принять любую должность в театре и трудиться даже рабочим сцены. После этого Сталин позвонил ему домой и вежливо сообщил, что письмо было им прочитано, и ответ на него будет «благоприятным». Сталин упомянул, что им с Булгаковым надо обязательно встретиться лично, и писатель выразил полную готовность сделать это. Но встреча так и не состоялась.
Правительство СССР удовлетворило просьбу писателя и даже было показательно милосердно: Булгакова назначили ассистентом режиссера во МХАТ.
Воланд и Мастер
В первой редакции «Мастера и Маргариты» фигуры Воланда не было вообще. Зато она появилась позже — в жизни Булгакова наступил очередной кризис, вызванный действиями советской власти: против него настроили весь коллектив МХАТ, писатель снова покинул любимый театр. Тогда Булгаков устроился в Большой театр и начал писать либретто, но и там цензоры доставали его и запрещали к постановке его произведения.
Мастер и Маргарита, 2005
Наконец, показывая друзьям переработанный роман «Мастер и Маргарита», Булгаков наблюдал ужас на их лицах. Всем было ясно, что даже попытка напечатать такое станет смертельным приговором — никто не позволял себе дерзость изображать Сталина сатаной. При этом сомнений в том, кого символизирует Воланд, ни у кого не возникало. Но если вспомнить эпиграф, то всё становится сложнее: «Я есть часть той силы, что вечно желает зла и вечно совершает благо». Булгаков не забывал ни разрешение Сталина на постановку «Дней Турбиных», ни его трудоустройство писателя во МХАТ.
