Писатель мира
Харуки Мураками не планировал становиться писателем. Он держал свой джаз-бар «Питер Кэт» в Токио и наслаждался сбивчивыми ритмами синкоп и саксофонными соло. Все это впоследствии перекочует в его сочинения: здесь будут и бары, и их потерянные в жизни посетители, и, конечно, джаз.
После начала писательской карьеры, когда к Мураками пришла популярность, стало ясно, что к оседлости он не тяготеет. Вместе с супругой он объездил всю Европу и на время поселился в США. Но чем дальше Мураками был от Японии, тем больше он ею интересовался: «Легче писать о своей стране, когда ты далеко. На расстоянии можно увидеть свою страну такой, какая она есть. До того я как-то не очень хотел писать о Японии. Я просто хотел писать о себе и своем мире».
Каждый может научиться разбираться в литературе. Ловите ваш готовый план, чтобы разобраться в любой книге!
И все же Япония практически не считывается в произведениях Мураками. Да, в них можно встретить слово «татами», японскую топонимику или названия продуктов, но все-таки культурный фон, который поддерживает сюжет, — не японский, а интернациональный. Даже в тех случаях, когда место действия — Токио, Мураками вписывает в сюжет детали, которые расширяют эти культурно-географические границы.
Пост-пост, мета-мета
Творчество Харуки Мураками примыкает к традиции литературного постмодерна. Для него характерна интертекстуальность. Это значит, что в произведении автор вступает в диалог с другими текстами (необязательно литературными), используя цитаты, отсылки и аллюзии.
Мураками обращается к интертекстуальности уже в названиях некоторых книг: «Страна Чудес без тормозов и Конец Света» отсылает к Льюису Кэрроллу, «Кафка на пляже» тоже ненавязчиво подсказывает, что хотел сказать автор. А роман «Норвежский лес» назван так же, как песня The Beatles. Хотя действие происходит в Японии, Мураками выбирает именно британскую песню. Она становится одновременно и заглавием, и завуалированным эпиграфом: ее текст точно передает настроение книги, в которой рассказывается о становлении юношеской сексуальности.
Так, интертекстуальность вписывает романы Харуки Мураками в общемировое литературное пространство, позволяет установить связи с традициями других стран и эпох. Но при этом он цитирует европейцев и американцев и почти не интересуется своими соотечественниками: например, такими мастодонтами, как Ясунари Кавабата и Юкио Мисима.
Часто Мураками в книгах конструирует собственную вселенную. Например, в дебютной повести «Слушай песню ветра» он изобретает несуществующего писателя Дерека Хартфильда, на которого ссылается рассказчик. К аналогичному приему прибегал американец Курт Воннегут.
С годами Мураками настолько отказывается от сюжетной географии, что отправляет героев в странствие по параллельным мирам. «Страна Чудес без тормозов и Конец Света», «1Q84» — истории этих книг не имеют отношения к осязаемому миру.
Темы и герои
Мураками игнорирует темы, популярные в японской литературе, о которых пишут, например, Ясунари Кавабата или Кадзуо Исигуро: социальная иерархия, общественная дисциплина, репутация. В основном его персонажи — everymen: обычные люди, средний класс. Преподаватели, журналисты, писатели, владельцы и завсегдатаи баров, иногда — представители шоу-бизнеса. Словом, любимчики авторов ХХ века. Порой с ними случается что-то из ряда вон выходящее, но лишь затем, чтобы все вернулось на круги своя.
Единственная «японская» тема, которая откликается Мураками, — тема ускользающего времени. Его книги меланхоличны, они пронизаны ностальгией по ушедшим эпохам. Совсем недалеким, но канувшим в Лету. Их летопись зашифрована в звуках виниловых пластинок.
Кстати, это биографический момент: коллекция винила у Мураками исчисляется более чем 10 000 экземпляров. В основном это западная музыка: джаз, рок, поп и классика.
И всё же Япония?
В книгах Мураками присутствуют элементы литературного сюрреализма и абсурда. Например, пугающие моменты в «Охоте на овец» или загадочные little people в «1Q84», от которых мороз по коже. Все это кажется близким восточной литературе.
Но на самом деле странности и абсурд, которые прописывает Мураками, звучат очень по-кафкиански. Человек-овца приходит так же внезапно, как Грегор Замза превращается в жука. Вторая луна загорается в небе, когда Аомамэ спускается «вниз по кроличьей норе» на японском хайвее.
Новаторских или специфически «японских» литературных приемов у Мураками нет: все это до него делали европейцы и американцы.
Соотечественники, кстати, тоже делали, но в основном на базе зарубежной литературы: Рюноскэ Акутагава восторженно «подсматривает» приемы у Гоголя, а Эдогава Рампо — у Эдгара По и Конан Дойля.
В отличие от многих своих соотечественников, даже Кадзуо Исигуро, который еще в детстве переехал в Британию, Мураками больше интересуется миром в целом, а не только родной страной. Его творчество показывает, что необязательно быть только японцем, если ты родился в Японии. Этот автор — гражданин мира, и поэтому он находит «мостик» к сердцу читателя в любой стране планеты Земля.
Понравилась статья?
Читайте о Мураками еще здесь.
Берете ли вы книги для чтения в библиотеке? Зачем вообще они нужны в XXI веке? Об этом слушайте подкаст нашего проекта:
Правое полушарие Интроверта
