Евровидение превратилось в парад кринжа. Вокал и музыка на этом конкурсе вообще не имеют значения. Главное — у кого самый странный костюм, мемный хук и горячие танцы. Но даже несмотря на кринжовость происходящего, каждый май мы снова включаем трансляцию и обсуждаем, какие все ужасно в этом году.
Но как так получилось? Почему из площадки, на которой выступали ABBA и Селин Дион, конкурс превратился во фрик-шоу, где по приколу выступает Томми Кэш? И почему мы не можем перестать это смотреть?
Время чтения: 15 минут
Хочешь лучше разобраться в теме? Скачивай приложение «Интроверт» — 2000 академических лекций в одном приложении
От единства к кринжу
После Второй мировой войны отношения между странами были напряженными. Конкурс должен был помочь им преодолеть конфликты. В первом Евровидении в 1956 году участвовало всего 7 стран Западной Европы. По формату оно скорее напоминало небольшой фестиваль. Помимо примирения стран, у Евровидения была еще одна цель. В 50-е годы телевидение развивалось, но довольно медленно. С помощью конкурса Европейский вещательный союз хотел привлечь зрителей к экранам.
И вот прошло уже почти 70 лет. Евровидение превратилось в грандиозное шоу. Иногда кажется, что музыка в нем ушла на второй план. Важнее стали необычные костюмы, декорации и танцы. Едва ли Марсель Безансон мог представить, что конкурс, который он создал, объединит Бурановских бабушек и рогатую «ведьму» из Ирландии. Несмотря на благую задумку основателей, сегодня Евровидение известно как коллекция китча и причудливых номеров.
Сцена Евровидения видела всё. Пронзительные баллады — есть. Зажигательный евродэнс — есть. Балерина, вылезающая из рояля, — да, было. Одним из самых популярных до сих пор остается номер группы Lordi. Хотя хард-рок и Евровидение — это не самое гармоничное сочетание, финские рокеры в доспехах и масках чудовищ шокировали публику… и выиграли. Порой кажется, что страны сознательно выбирают странные выступления, просто чтобы все удивленно думали: «Что здесь вообще происходит?» Так, со временем причудливые постановки превратились в визитную карточку Евровидения. Каждая страна старается выделиться любыми способами. Эпатаж стал нормой.
При этом музыкальная сторона конкурса с самого начала была сомнительной. После Евровидения почти никто не стал крупной звездой. Да, благодаря ему группа ABBA продвинулась в 70-х. Именно после конкурса она записала самые знаменитые хиты. Селин Дион после триумфа в 1988 году переключилась на международную сцену и тоже стала звездой. Да и Måneskin после Евровидения неожиданно выстрелили и вошли в историю музыки.
Но на этом, пожалуй, всё. Поэтому к Евровидению как к музыкальному конкурсу остается много вопросов.
Вне политики?
Организаторы Евровидения подчеркивают, что конкурс не имеет отношения к политике. Артистам нельзя делать прямые политические заявления со сцены. Но шоу неизбежно отражает актуальные конфликты и становится ареной для политических высказываний. Страны используют песни как манифесты. Так, в 2019 году в Тель-Авиве исландская группа Hatari размахивала флагом Палестины в БДСМ-костюмах. Это было своеобразным протестом против политики Израиля. Каждая такая акция вызывает споры. Допустимо ли использовать музыкальный конкурс как политическую трибуну? Он же должен быть праздником единства!
Да и результаты голосования иногда говорят больше, чем дипломатия. По ним легко можно определить, какие между странами отношения. Евровидение позволяет безнаказанно подколоть врага, помочь обиженному и публично намекнуть на примирение. Близкие по культуре государства обмениваются любезностями. Например, Греция и Кипр почти автоматически дают друг другу 12 очков каждый год. От конфликтующих стран такого можно даже не ждать. И правила этой негласной игры все понимают.
Конечно, организаторы стараются сгладить острые углы. Но именно Евровидение поднимает на поверхность самые глубокие раны общества. Например, армяно-азербайджанский конфликт. На Евровидении 2009 в видеозаставке Армении наряду с достопримечательностями страны показали памятник из Нагорного Карабаха, или Арцаха. В ответ Азербайджан запротестовал и удалил изображение из трансляции. Голосовавших за Армению в Азербайджане могли даже вызвать на допрос. А на Евровидении 2016 армянская певица Ивета Мукучян в прямом эфире подняла флаг Нагорно-Карабахской Республики (Республики Арцах). За это Армения получила дисциплинарное взыскание. Ну а в 2021 году из-за военного конфликта в Карабахе Армения решила вовсе не участвовать в конкурсе.
Также участником конфликтов на Евровидении часто становился Израиль. В 1978 году страна впервые победила. Тогда некоторые арабские государства прервали трансляцию прямо перед объявлением результатов. А в 2024 году Израиль вообще мог не выступить на Евровидении. Причина — конфликт в Газе. Из-за политического подтекста организаторы попросили переписать песню October Rain, предназначенную для конкурса. После исправлений ее всё же приняли. Но обе версии вызвали негативную реакцию и даже протесты. Например, в шведском городе Мальмё. Тысячи людей выходили на улицу и призывали исключить Израиль из конкурса. В итоге израильские музыканты получили высокие оценки от зрителей, но значительно меньше баллов от жюри. Что это, если не политическая предвзятость?
В то же время Евровидение продвигает свободу самовыражения. Многие участники бросают вызов стереотипам. За декорациями кринж-феста скрывается толерантность. Здесь приветствуют то, что в других местах осуждают. Пока одни негодуют из-за упадка нравов и пропаганды, тысячи фанатов радуются победе тех, кто представляет их взгляды. Евровидение, словно зеркало, отражает современное общество. Но делает это порой гипертрофированно. Почему же нам так нравится за ним наблюдать?
Болеем за своих
Почему, несмотря на все странности, Евровидение продолжает существовать и собирать аудиторию? Во многом это происходит из-за соревновательного духа и фанатской культуры. По сути, конкурс — это олимпиада. Десятки стран, единые правила, очки и табло, интрига до последней минуты. Именно оглашение результатов становится самой захватывающей частью шоу. Страсти накаляются не хуже, чем в финале чемпионата мира по футболу. Зрители замирают у экранов: кто вырвется вперед? Совпадут ли прогнозы букмекеров с реальностью? Этот азарт с головой перекрывает недостатки музыкальной части. Мы переживаем за конкурсантов из своей страны или за тех, кто нам нравится. Именно эти моменты заставляют многое прощать конкурсу.
А еще Евровидение — это огромная вечеринка, общеевропейский ритуал. Финал конкурса для многих стал отличным поводом собраться с друзьями или обсудить все происходящее в чатике. Многие семьи годами смотрят вместе майский финал.
Отдельно стоит упомянуть феномен фан-культуры Евровидения. У конкурса есть целый легион преданных поклонников. Эти люди следят за национальными отборами, обмениваются редкими записями прошлых конкурсов, спорят о справедливости оценок жюри и устраивают флэшмобы в поддержку любимых исполнителей. За десятилетия сложился особый евровиженский фольклор. Это, например, мемы о Великобритании. Она годами отправляет на конкурс откровенно плохие номера, за что получает честные нули от других стран. Ситуация уже стала мемом, который, кажется, не умрет никогда. Благодаря всему этому Евровидение дарит чувство общности: приятно осознавать, что в этот же момент миллионы людей от Лиссабона до Хельсинки смотрят то же самое шоу и переживают похожие эмоции.
Из музыкального шоу в конвейер мемов
В наши дни влияние Евровидения перешло в плоскость медиа и интернет-культуры. Уже мало кто воспринимает его только как музыкальное соревнование. Это исключительно контент для инфополя. Шоу стало меметичным событием, а успех номера все чаще измеряется не местом в финале, а вирусным эффектом.
В наше время песня-победитель может даже не попасть в чарты, зато самые яркие моменты живут в мемах годами. Все помнят ту же самую Кончиту, но попробуй вспомнить, что она вообще тогда пела. И никого не волнует, как поет Томми Кэш: всем интереснее, что на выступлении он чуть не спел версию из тикток-пародии.
Соцсети мгновенно выносят на первый план развлекательный элемент. С музыкальной точки зрения, выступления на Евровидении часто отстают от трендов на несколько лет. Многие композиции звучат устаревше или вторично. Музыкальные гурманы нередко воротят нос: песни с конкурса даже стыдно добавить в плейлист. За последние годы, пожалуй, только Måneskin стали группой, которую реально помнят и любят.
Крупные звезды сейчас вообще не участвуют в Евровидении, ведь для них это моветон. Впрочем, изредка они всё же появляются на конкурсе. Правда, в качестве приглашенных гостей. Например, Мадонна выступала в 2019, а Джастин Тимберлейк в 2016 — вне конкурса.
Тем не менее сейчас победителей Евровидения довольно быстро забывают. А вот в XX веке шоу действительно играло важную роль. Во многом потому, что европейская поп-культура имела очень большое влияние. Однако с окончанием холодной войны и наступлением эпохи глобализации значение конкурса стало размываться.
Кроме того, на фоне подъема азиатской поп-индустрии Европа постепенно теряла позиции, и вместе с ней меркло и значение Евровидения. Европейский музыкальный рынок слабел, а вкусы публики фрагментировались. Тем не менее, с появлением тиктока возник интерес к локальному контенту и переосмыслению культурных форматов прошлого. В этом смысле Евровидение может получить вторую жизнь, но уже в иной форме. Это будет не тот конкурс, где блистали ABBA, а новая итерация, которая отвечает на современные медиа-тренды.
Сегодня на конкурсе по-прежнему можно услышать песни на самых разных языках: от португальского фаду до финского хип-хопа. И публика это ценит.
Некоторые зрители говорят, что Евровидение — это единственная возможность познакомиться с аутентичной музыкой разных народов. Номера с явным национальным колоритом почти всегда проходят в финал, а нередко и побеждают. Даже в 2023 году, когда победила техно-поп-баллада шведки Лорин, зрители отдали первое место финскому треку Cha Cha Cha.
Аудитория устала от унификации и ценит культурное разнообразие. На этой выставке каждая страна старается представить самобытные номера. Конкурс показывает, что поп-музыка — это не только англо-американские хиты. Но если всем так нравится конкурс, то почему его мало смотрят?
Чем Евровидение похоже на Оскар
Рейтинги Евровидения уже не бьют рекорды прошлых лет. В 2019 году его посмотрели по телевизору всего 182 млн человек, а в 2022 и того меньше — 163 млн. В крупных странах Западной Европы молодежь начала терять интерес к телевизионному шоу. И появились разговоры, что конкурс устарел и превратился в подобие Оскара: все знают, кто победил, и не видят смысла сидеть у экрана 3 с лишним часа.
Но этот спад относителен. Во-первых, многие переключились на онлайн-платформы: сейчас миллионы смотрят Евровидение не по телевизору, а на ютубе. Так, в 2021 году онлайн-трансляция конкурса собрала более 50 млн уникальных зрителей из 234 стран мира. Во-вторых, выросли охваты в соцсетях. Шоу стабильно попадает в тренды: в том же 2021 году в ночь гранд-финала пользователи отправили 5 млн твитов. Так что если кто-то не смотрит трансляцию сам, он, скорее всего, всё равно увидит фрагменты выступлений и узнает итоги через новости или соцсети.
Поэтому Евровидение остается событием, которое просто невозможно игнорировать. Его результаты обсуждают в новостях, мемах и обычных разговорах. И в дискуссию включаются даже те, кто мало что знает о конкурсе. В этом смысле конкурс продолжает жить в интернете. В конце концов, даже одного балла у Великобритании будет достаточно, чтобы запустить новую волну интереса.
Так что говорить о закате Евровидения пока рано. Формат эволюционирует, и хотя доля просмотров по телевизору уменьшилась, общая вовлечённость аудитории остаётся огромной. А если кто-то скажет, что конкурс отжил своё и устарел, у организаторов есть контраргументы. В 2020 году, когда гранд-финал пришлось отменить из-за пандемии, Европейский вещательный союз провел онлайн-ретроспективу шоу, а затем запустил флешмоб. Фанатам предложили пересмотреть старые финалы… и проголосовать заново. И это сработало! Сотни тысяч людей с энтузиазмом пересматривали конкурсы прошлых десятилетий, старые клипы снова стали вирусными, а молодые зрители открыли для себя множество «винтажных» еврохитов. Это ещё раз доказало: интерес живёт, просто проявляется в новых формах.
Евровидение по-прежнему занимает уникальную нишу. И хотя его ругают за дурновкусие или политизированность, оно почти никого не оставляет равнодушным. Для Европы конкурс стал чем-то вроде большого семейного праздника. Или такого бодрого деда, который приезжает раз в году и делает все, чтобы тебя повеселить: и смешную историю расскажет, и частушку споёт, и ещё какой-нибудь номер отчебучит. И нельзя исключать, что в будущем Евровидение вновь станет значимой культурной площадкой. Все может измениться — как это не раз уже бывало.
Автор: Михаил Дудченко, Историк (МГУ), экономист (НИУ ВШЭ)