«Щегол»: разбор самого живописного романа

Картина Карела Фабрициуса «Щегол» для одноименного романа Донны Тартт не просто красивая отсылка и даже не сюжетный «макгаффин». Вокруг нее строится вся жизнь главного героя — мальчика по имени Тео, который получил ее совершенно случайно. Это полотно определяет и его судьбу, и стиль книги, и ее систему образов книги.

Какие же параллели между картиной и сюжетными линиями скрываются в романе? К каким еще произведениям нас отсылает Донна Тартт? И почему она считает, что искусство необходимо человеку? Сейчас разберемся.

Время чтения: 7 минут

Хочешь лучше разобраться в теме? Скачивай приложение «Интроверт» — 2000 академических лекций в одном приложении

На «Щегле» завязан весь сюжет романа. С этой картины он начинается и ею же заканчивается. И дело не только в том, что большая часть книги посвящена попыткам главного героя понять, что ему с ней делать. Донна Тартт вложила в образ полотна сразу несколько смыслов.

Тео Декер потерял мать во время теракта в музее Метрополитен. Они зашли туда переждать дождь и заодно взглянуть на одну из любимых картин его матери — «Щегла». Именно рядом с этим полотном Тео расстался с мамой, пришел в себя после взрыва и пытался помочь умирающему старику, который еще сыграет большую роль в его жизни. И когда этот старик попросил его забрать картину и спрятать, Тео согласился. А «Щегол» стал для него вечным напоминанием о потере.

Донна Тартт выбрала эту картину не просто так. С ней она плотно связала повествование. А рассказ матери Тео о судьбе живописца предвосхищает последующие события. Художник Карел Фабрициус погиб при взрыве порохового склада в Дельфте. Тогда была разрушена значительная часть города, мастерская Фабрициуса сгорела. Погибли почти все его картины, кроме нескольких. Среди уцелевших полотен был и «Щегол», которого художник написал в последний год жизни. Поэтому выбор картины полон трагического символизма: мать Тео тоже умерла от взрыва, а мальчик, ее произведение, уцелел.

Главный герой тоже замечал связь между картиной и собственной жизнью. Во-первых, он сравнивал полотно с портретом матери. Еще до трагедии Тео иногда говорил, что она похожа на птицу. Вот, например, как он описывал ее в самом начале романа: «​​Хлопавший на ветру белый тренч подчеркивал ее длинные, как у ибиса, ноги, казалось, она вот-вот расправит крылья и воспарит над парком». А когда он впервые увидел «Щегла», сразу заметил, что изображенная на холсте серьезная и деловитая птица с тревожным взглядом напоминает ему детские фотографии матери.

Во-вторых, «Щегол» стал портретом самого Тео, но портретом психологическим. И это Донна Тартт тоже подсказала нам еще до взрыва. Неслучайно Пиппа, девочка, которую Тео встретил в музее, спросила, глядя на картину: «Она всю жизнь должна сидеть вот так?» Когда главный герой услышал это, он тоже задумался о печальной судьбе птицы, но еще не подозревал, как точно этот образ будет отражать его жизнь. Подобно щеглу, он будет прикован, но не к кормушке, а к травмирующему событию, которое продиктовало всю его дальнейшую жизнь. Многие годы он будет чувствовать вину за то, что выжил, и эти переживания, подобно цепи, будут мешать ему взлететь и двигаться дальше.

Однако не все так беспросветно. Картина стала для Тео не только напоминанием о травме, но и способом справиться с ней. Забота о «Щегле» помогала Тео сбежать от реальности и немного отвлечься от переживаний. И именно в этом, как считает Донна Тартт, заключается сила искусства: оно способно стать для нас более реальным, чем окружающий мир, и утешить душу.

«Щегол» определил не только сюжет, но и язык, стиль и композицию романа. Ведь Донна Тартт писала книгу, как картину.

Эту особенность романа отмечала переводчица Анастасия Завозова. По ее словам, вся книга построена на сочетании крупных и мелких «мазков», только в прозе. Так, части, посвященные антикварному искусству, матери и «Щеглу» описаны красочно и изобилуют деталями. А моменты боли, тревоги, наркотического тумана или резких перемен очень отрывисты. Вот, например, как описаны первые моменты после взрыва:

Мутное сознание Тео выхватывает отдельные детали, а они, будто маленькие штрихи, рисуют схематичный, но не менее ужасающий образ разрушенного музея.

Интересно, что обращение к визуальным образам — общая черта романов, которые осмысляют трагедию 11 сентября 2001 года. Так, в романе «Жутко громко и запредельно близко» важным элементом повествования становятся фотографии. Тартт сама подтверждала связь между «Щеглом» и событиями 11 сентября, хотя в ее книге теракт вымышленный. Для описания таких трагедий авторам будто «не хватает слов». Пережитая ими травма словно не может воплотиться в текст, она может найти выход только в визуальных образах. Поэтому и ключевым мотивом «Щегла» становится столкновение трагедии с вечным, спасающим искусством.

И искусства в романе много. Знаменитые картины прячутся в названиях глав, описывают характер и внешность героев. Например, еще в первой главе мы узнаем, что мать протагониста всегда пролистывала в альбоме «Урок анатомии доктора Тульпа» кисти Рембрандта, когда была маленькой. Ведь ее пугала эта картина. И мы понимаем, что она с детства была очень чувствительной. А Тео такой же растрепанный, как персонаж картины Хальса «Портрет молодого человека с черепом». Кстати, именно к этому полотну нас отсылает название первой главы, и это тоже далеко не случайность. Юноша, изображенный на картине, — аллегория тщетности и хрупкости всего земного. И Тео на собственном опыте узнал, как в одно мгновение можно потерять все, что у тебя было раньше.

Важную роль в романе играет не только живопись, но и музыка. Если картина «Щегол» ассоциируется у Тео с матерью, то с возлюбленной Пиппой его связывает музыка. И в особенности произведения эстонского композитора Арво Пярта. Здесь искусство вновь выражает то, для чего текста просто недостаточно. Ведь произведения Пярта — это спокойная, минималистичная и медитативная музыка. В ней, по словам исследователя Эндрю Шентона, «тишина выражает невыразимое». Именно с тишиной и стремлением к выходу за обозримое пространство связан для Тео образ Пиппы, которую он любил всю жизнь.

Но и Пиппа вызывает в герое еще и тоску по погибшей матери. Ведь он впервые встретил ее именно в музее Метрополитен прямо перед терактом. Со временем ее портрет в сознании Тео тоже начинает обрастать различными культурными ассоциациями, как и образ матери. Они вместе слушают на айподе Палестрину, каждый с одним наушником в ухе, и Тео звучание его хоровой музыки кажется радиосигналом из Рая, бесплотным, безразличным и пронзительным. А ближе к концу романа, уже повзрослевшие, они идут в кино на документальный фильм о пианисте Гленне Гульде. И эта связь с разными видами искусства роднит «Щегла» с жанром «темная академия», основы которого также заложила Донна Тартт.

Автор: Андрей Наседкин, филолог, литературовед (НИУ ВШЭ), член Группы Достоевского (ИРЛИ РАН)