Увидев картину однажды, сложно ее «развидеть». Это поистине уникальное изображение античного бога виноделия, нередко вызывающее отвращение, но всегда — любопытство. Давайте разберемся, почему же Вакх у Рубенса именно такой.
В центре на бочке, словно на троне, сидит Вакх. Его жена Ариадна с мутноватым взглядом наливает в чашу бога вино, которое уже льется струйкой через край, под которую подставил рот маленький козлоногий сатир.
Справа к сосуду с вином приложился взрослый сатир; у его ног мочится захмелевший путти. У ног Вакха лежит обмякший тигр, грызущий лозу с запекшимся виноградом. Вокруг Вакха — круговорот пьяных тел и жидкостей.
Тело Вакха
С Вакхом (он же Дионис) были связаны экстатические культы и вакханалии, во время которых вино лилось рекой, а люди предавались оргиастическому экстазу. Это были стихийные празднества прославления жизни, но еще и смерти — неотъемлемого элемента круговорота природы. Неслучайно на заднем плане картины видим на неё намек. Вакх становится символом полноты земной чувственности, и Рубенс подчеркивает это через изображение дряблой, рыхлой плоти Вакха — такой земной и осязаемой.
Караваджо «Вакх», 1596 г. Валаскес «Триумф Вакха», 1629 г. Тициан «Вакхи и Ариадна», 1520–1523 гг.
Глазами современников
В ту эпоху в искусстве царил культ Античности, художников призывали к подражанию её образцам, а также прекрасным произведениям художников Возрождения. Только так, по мнению мыслителей того времени, можно было достичь правильного образа природы — очищенной от недостатков и доведенной до идеала.
А что мы видим у Рубенса? Никакой идеализации. Это шокировало современников. Его природа — реальная, современная. Он даже говорил, что рисует тело Вакха именно таким, потому что это соответствует нормам его времени, а не Античности: «Большинство людей упражняются лишь в питье и обильной еде». Забавно, что в это же время в Антверпене шла борьба против обжорства и пьянства.
Корнелис де Вос «Триумф Вакха», 1640–1950 гг. Таким образом, Рубенс актуализирует мифологический образ божества, но не потешается над ним, а наделяет его чувственной телесностью, полнотой бытия — в прямом и переносном значении.